Музей истории Дальнего Востока им. В.К. Арсеньева вместе с PrimaMedia продолжает разговоры на музейные темы во время карантина. Темой последней встречи стали мемориальные музеи. В обсуждении приняли участие директор Елабужского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника Гульзада Руденко, руководитель службы малых музеев Государственной Третьяковской галереи Татьяна Гафар, директор Пермского краеведческого музея Татьяна Вострикова, заместитель директора по науке Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля Эрнест Орлов и директор Музея истории Дальнего Востока имени В.К. Арсеньева Виктор Шалай. Модератором встречи стала куратор специальных проектов Музея истории Дальнего Востока имени В.К. Арсеньева Анна Щербакова.
Тема была выбрана не случайно: мемориальный музей – один из самых распространенных видов музеев в России. Они появились ещё до революции, а после 1917 года стали создаваться ещё активнее, и продолжается этот процесс до настоящего времени. Иногда кажется, что это единственный способ увековечить память человека, однако по-настоящему мемориальных музеев – с сохранившимися интерьерами, видами, личными вещами – в России не так много. Но музеи продолжаются создаваться, а в уже существующих пространствах меняются экспозиции. В связи с этим остается актуальным вопрос: что мы храним сейчас – память места или память о месте? Эксперты предлагают разные ответы, однако во многом их мнения сходятся.
– В истории мемориальных музеев есть разные этапы, но сейчас, мне кажется, шире становится спектр героев. Стало появляться много таких музеев, основой которых являются не только личности на уровне страны и мира, но и более локальные герои. Я считаю, что мемориальный музей хранит память о месте. В английской музеологии есть определение "historic house", которое отлично описывает это явление. Имеется в виду, что в доме после определенного исторического события продолжалась жизнь. Важно не потерять историю этого места. С таким подходом мы и создаем, реконструируем и реставрируем малые мемориальные музеи. Мне кажется, что важна память самого места в связке с героем, ландшафтом, окружением, – считает Татьяна Гафар.
– Надо начать с определения слова "мемориальный". Если обратиться к словарному определению, то можно увидеть, что это общее понятие. Мемориальный – связанный с увековечиванием памяти. Но в музеологии мы уточняем это понятие, – объясняет Эрнест Орлов.
Замдиректора по науке Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля из-за пазухи достает книгу "Что такое литературно-мемориальный музей", изданную в 1981 году. Он с улыбкой отмечает, что ситуация, сложившаяся 40 лет назад в советском музееведении ситуация была точно такая же, что и сейчас. Эрнест Орлов цитирует одну из авторов книги:
– "Мемориальный музей – музей, посвященный событию или лицу, расположенный на памятном месте или в памятном здании и располагающий комплексом мемориальных предметов, создающих в полном объеме или частично обстановку, в которой жил или работал выдающийся человек". Понятие за столько лет не изменилось. Вслед за нашими предшественниками мы подменили общее понятие мемориальности как просто места, где увековечивается память любыми способами, понятием "аутентичность". Но аутентичность пространства – это миф.
Анна Щербакова отмечает, что первые мемориальные музеи – например, Чернышевского или Дом Толстого в Хамовниках – однозначно аутентичными не были. При сохранившемся предметном ряде сложно сохранить ментальную обстановку. Эрнест согласен с Татьяной Гафаровой и тоже считает, что мемориальный музей должен сохранять память как о месте, так и о человеке.
– Мы всегда говорили, что в музее главный экспонат – это дом, – напоминает Эрнест Орлов.
В ведении Гульзады Руденко три мемориальных музея в Елабуге: Ивана Шишкина, Марины Цветаевой и Надежды Дуровой. Каждое место по-своему уникально и в разной степени "мемориально".
– Вся Елабуга – место памяти, можно говорить о каждом доме. Мы имеем богатое историко-архитектурное наследие. Но музеефицированы только три места памяти: дом детства Ивана Шишкина, музей-усадьба Надежды Дуровой и дом памяти Марины Цветаевой, причем последняя прожила здесь всего 10 дней, но навсегда осталась в истории Елабужской земли. Мы обращаем внимание на место, связываем его с историей всего нашего пространства и города. Если говорить об экспонатах, то в музее Шишкина 2/3 предметов являются мемориальными, а в музее Дуровой таких предметов раз-два и обчелся. У Марины Цветаевой всё приобретено нами, а по-настоящему мемориального там только то, что вытащили из карманов фартука после того, как её вытащили из петли, – рассказывает Гульзада Руденко.
Директор Пермского краеведческого музея Татьяна Вострикова считает, что память можно сохранить не только с помощью вещей.
– Тут возникает ситуация выбора: либо мы стремимся к реконструкции, либо выбираем другой смысловой ракурс, чтобы рассказать о герое, месте, факте. Например, если мы говорим о доме-музее Каменского в Троице, память места является для нас отправной точкой, потому что дом строит сам Каменский, по собственным чертежам. Дом горел и был восстановлен, но интерьеры, которые мы воссоздали, приближены к прижизненным. По факту же там есть только несколько предметов, которые держал в руках Каменский: пишущая машинка и персидская кукла. А вот что касается музея Пастернака в поселке Всеволодо-Вильва, то поэт там даже не жил, однако именно там он принял решение всерьез заниматься литературой, а не музыкой. А окрестности поселка мы позднее увидим в романе "Доктор Живаго", – отмечает Татьяна Вострикова.
Директор Музея истории Дальнего Востока имени В.К. Арсеньева Виктор Шалай, рассуждая об актуальности вопроса, рассказал о музее Фадеева в Чугуевке. Флигель здания, в котором жил Фадеев с семьей, не сохранился, однако был воссоздан с нуля. Затем рядом было построено ещё одно здание, в котором и представлена основная экспозиция.
– Сколько бы мы с коллегами ни путешествовали по понятию мемориальности, мне всё ещё не понятно, что делать с четырьмя стенами, которые просто есть (имеет в виду флигель – прим.ред.) С одной стороны, мне нравится, что мемориальный музей – это остановленное время, с другой стороны, оно всегда восстановленное. Я хочу понять меру дозволенного в нашей профессии: как поступать, когда мемориальность слабо доказуема? Мы можем ручаться, что на этом месте стоял дом, но был ли он повернут окнами на север, запад или восток? Нам это досталось от других времен. Если мы воссоздадим фельдшерский дом, в котором Фадеев жил ещё маленьким мальчиком, – фельдшером была его мама – мы уважим его память? Не попадем ли мы про град критики? – задает риторические вопросы Виктор Шалай.
Собеседники пришли к выводу, что даже подлинно историческое пространство не является аутентичным, потому что на него накладывается сознание многих других людей, которые это пространство сохраняли и видоизменяли.
Эрнест Орлов рассказал, как в доме-музее Чехова, в котором хранилось более 700 предметов, увидел запись в книге отзывов и предложений, в которой было сказано, что экспонатов мало. Это, по его мнению, плоды расцвета "бытового" музея в 50-е годы прошлого века, когда во главу угла ставилась картины, книги, мебель и другие предметы быта.
– Если ничего нет, но есть здание, я не стала бы делать музей. У посетителей сложилось такое мнение, что слово "музей" ассоциируется с местом, где можно узнать всё. Тут вопрос к самим музеям: готовы ли они стать тем местом, в котором человек познакомится с палитрой, партитурой, ландшафтом героя или там будут только новодельные стулья? Виктор сказал "дайте нам послабление" – мне кажется, что это радикально и смело, однако новые типы условно мемориальных музеев мы должны сами себе дать.
Свое мнение на этот счет высказала и Татьяна Вострикова:
– Я остаюсь при своем: интерес к личности писателя скорее возникнет через интерес к его творчеству, через любовь или нелюбовь. Современного посетителя можно зацепить творчеством. Хотя они, конечно, бывают разные, и некоторых действительно интересует, из какой чашки и с каким вареньем человек пил чай. Но мне кажется, что чем дальше, тем больше мы будем переходить к типологизации интерьеров, так как проблема отсутствия подлинности как таковой стоит остро. Нужно найти вещи, которые зацепят, а потом можно идти к стульям, тапкам и так далее.
