Сегодня, 11 апреля, весь мир отдает дань памяти узникам фашистских лагерей. В этот день вспоминают всех тех, кто был захвачен фашистами, лишен свободы и замучен в ходе Второй мировой войны. Накануне памятной даты корр. РИА PrimaMedia встретился в Уссурийске с бывшей несовершеннолетней узницей фашизма Надеждой Блох, которой в 8-летнем возрасте выпали тяжелые испытания. Ее детские воспоминания обрывочны. Но даже те фрагменты, которые навсегда остались в памяти, заставляют прослезиться уже умудренную годами женщину.
– Каким вам запомнилось начало оккупации?
– Этот день я помню хорошо. Мне шел 8-й год. Мы жили в городе Юхнов, под Калугой, и взрослые говорили, что фронт приближается. Но жизнь шла своим чередом. Ранним солнечным утром я зашла за подружкой, чтоб идти в школу. Но вдруг с неба раздался страшный вой, грохот. И началась бомбежка. Много школьников погибло прямо на улицах. Но, в конце концов, я добралась до дома и мама нас, детей, спрятала. А моя сестра, работавшая в больнице, побежала нас разыскивать и упала в обморок от увиденного. Она увидела - где детские ножки, где ручки, где носочки. А она нас искала, думала, что погибли.
Через какое-то время, несколько дней спустя, мы услышали рокот танков. Это такой страх! Немцы шли по шоссе, по городу. Стрелять они не стреляли, но техника сметала на своем пути все. Не помню, кто и как именно погрузил нас на телегу, и мы попытались убежать от наступающих фашистов. Уехали в лес. Что происходило дальше, память сохранила очень плохо, но мы очень скоро оказались дома.
– Что происходило после?
– Мама нас прятала в доме, за печкой. Жили, конечно, ужасно. Немцы не смотрели ни на что. Они брали все, что им нужно было. Порезали курей, переломали все, не обращая внимания на нас. Прятались мы долго. А потом, когда уже было ужасно холодно и намело огромные сугробы, почему-то нас переобули в ботинки, и немцы нас выгнали из дома и повели куда-то. Как оказалось, мы шли по шоссе в сторону Бобруйска.
– Только детей вели или вместе со взрослыми?
– Со взрослыми. Шли мы по дороге, а сугробы были выше нас. Дети падали, и даже, что было самым ужасным, на сугробах вдоль дороги лежали маленькие кулечки с грудничками. Видимо, бросали замерзших. Было страшно. Мама старалась нас всех в кучку собрать, чтоб не отбился никто. А было нас много, 12 ребятишек, если считать еще деток моих старших сестер и невестки.
Догнали немцы нас до какой-то деревни и бросили в какой-то хлев, где раньше была скотина. Не помню, чем нас кормили. Но хорошо запомнила, что мои сестры украдкой выбирались и пилили замерзшее мясо убитых лошадей. Это мясо мы потом варили и ели. Соли, естественно, не было. Начали болеть цингой.
Бывшая несовершеннолетняя узница фашизма Надежда Блох, Фото с места события собственное. Фото: Автор фото: Дмитрий Прокопяк, PrimaMedia
– Жители деревни вам помогали?
– Их всех тоже повыгоняли из домов, и они были вместе с нами. А потом, нас одновременно подняли и погнали дальше, до Белой Церкви, и все пешком. До сих пор вспоминаю, как ноги примерзали к подошве ботинок. В этом городе мама встретила трех девочек, одной было 12 лет и 2-летние двойняшки. Их родителей еще раньше угнали немцы, и мама взяла их к нам. В Белой Церкви нас уже иногда кормили, старшие ходили за какой-то похлебкой. Затем мы оказались в Белоруссии, а вот как – тоже не запомнилось, видимо уже начинала болеть.
– Вам довелось перенести болезнь в таких тяжелых условиях?
– Мы заболели тифом. Нас выгрузили в каких-то бараках, поставили вокруг нас автоматчиков, собак. По-моему, лагерь назывался 127-й. И вот мы в этих бараках валялись, прямо на голом полу, болели. Единственно, тиф не задел нашу маму и еще одну женщину – они переболели раньше. Вот они за нами и ухаживали. Сестер немцы забирали на разгрузку вагонов, а мы продолжали болеть. Немцев мы боялись страшно, но и они боялись брать нас, тифозных. Однако, несмотря на все это, нас через некоторое время опять погнали на запад, в сторону Германии.
Скоро мы оказались еще в одной белорусской деревне. Немцы там зверствовали, ведь почти все жители подались в партизаны. Я своими глазами видела пылающий сарай, куда согнали людей. Это был ужас, крик и стоны на пожарище. А мы малыши, все это видели. Ведь было как? Не дай Бог, где партизаны убьют немецкого солдата. Тогда в деревнях начиналась настоящая бойня. Немцы ходили с зажженными факелами, а крыши в белорусских деревнях в основном из соломы. Начинались пожарища, пылали дома, а про людей уже никто не думал, спасались они или нет. А в то же время начались сильные бомбежки с советской стороны. И немцы заторопились и погнали нас дальше, по какому-то большаку, мимо деревни Поколюбичи (деревня в Белоруссии, Гомельский район – ред.). Автоматчики шли с обеих сторон дороги. Если кто-то отходил в сторону, тут же стреляли. И мы проходили мимо убитых, ребят и взрослых. Дети кричали от страха. А мы еще больные были, нас тащили, волокли. Мама больше всего боялась, что нас расстреляют. Довели колонну до какой-то деревушки, и вдруг началось наступление. Немцы нас бросили, а вскоре мы оказались среди советских войск.
– А какие-то положительные воспоминания с той поры у вас остались?
– Как сказать. Когда нас держали под Гомелем (город в Белоруссии – ред.), у нас была надсмотрщица, русская женщина. Красивая такая, чернявая. Оружия у нее не было, только плетка. Но она никого из нас не била, не могу сказать про нее плохого. Она к нам относилась сравнительно хорошо, не била, не ругала. Но она нас заставляла петь. А какие там песни? Я ослепла после тифа, мой брат тоже. Тиф дал осложнение на глаза. А нас много было, детворы. Она показывает: "Ты, ты и ты – пойте". Ребята, было, затянули песню о Ленине. А она: "Это плохая песня, не пойте". И стала разучивать с нами детские песенки. И мы их быстро выучили и пели хором.
А когда советские самолеты разбрасывали листовки, мы их украдкой поднимали и учились по ним читать. Так и читали сообщения от советского Информбюро.
– Как сложилась ваша жизнь после освобождения из плена?
– Как именно нас освобождали, я не помню. Но мама нам после всего сказала: "Мы поедем домой". И мы из-под Гомеля добирались окольными путями, на перекладных, в товарняках (крытые вагоны для перевозки грузов – ред.), на вагонах с углем. Добрались уже зимой. Наконец-то мы нормально отмылись, ведь нас долгое время заедали вши, голова покрывалась коростой. И я пошла в школу. Но шла война, был голод. Съели даже всю траву, собирали мерзлую картошку на полях. Но мы были пионерами, на полях собирали колоски и не несли домой ни одного, а сдавали государству, для фронта. Мы старались помочь фронту, писали письма бойцам, а когда подросли, выходили на поля копать картошку.
А какое было ликование, когда узнали о Победе. Это не передать словами. Кричала вся улица, бежали, обнимались, плакали. А на шоссе возле города (теперь это трасса а101 – ред.), в кюветах, каждый день после 9 мая сидели люди и ждали возвращения наших солдат. А потом пошли похоронки. То в одном конце улицы крик и плач, то в другом. Мои братья вернулись живыми, но очень поздно, в 1947 – 1948 годах.
– А после Победы как жили?
– Жили, работали, учились. Еще долго голодно было. Хлеба почти не видели, с утра занимали очередь, чтоб отоварить карточки, и не дай Бог хоть крошку по дороге домой съесть. А мама уже делила на всех крохотные кусочки.
А потом я окончила школу, поступила в институт. Долго еще мы боялись говорить, что были "под немцем", в оккупации, в лагерях. В Приморье я приехала по распределению. Тогда как было? Распределили – поезжай. Вот и осталась здесь.
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:
Дайверы ДВФУ во Владивостоке проводят операцию по подъему пропавшего в годы войны самолета
Герои Великой войны из Приморья: Леонид Ковалев повторил подвиг легендарных "панфиловцев"
"Вахта памяти" в честь 70-летия Победы стартовала в Уссурийском агропромышленном колледже
депутат Думы Уссурийского городского округа
Автор фото: PrimaMedia
– Сегодня мы – последнее поколение, которое может пообщаться вживую с очевидцами событий Великой Отечественной войны. А в нынешней политической ситуации, когда мы сталкиваемся с попытками исказить историю, наш долг – проявить максимум внимания и уважения к нашим ветеранам, труженикам тыла, блокадникам, узникам лагерей. Необходимо найти время и побеседовать с ними, зафиксировать их рассказы. Только так мы сможем дать нашим потомкам правдивые знания о том, какой ценой досталась великая Победа.