Владивосток возник на карте мира именно благодаря способности воображать и созидать конкретных людей, которые в середине XIX века основали Тихоокеанскую Россию. От способности ныне живущих быть преемниками энергии своих великих предков, во многом зависит будущее города. Об этом известный приморский философ, писатель, автор книги "Страна на вырост" Павел Девятинин сказал в прямом эфире РИА PrimaMedia Live.
В настоящее время часто обсуждаются перспективы регионов в связи с наличием или отсутствием экономических и политических реалий. Однако и политика, и экономика – это часть культуры, понимаемой, в первую очередь, как отношение человека и к жизни в целом, и к самому себе. Оттого, является ли это для ныне живущего населения жизнеутверждающим положением, зависит напрямую будущее Владивостока. А еще оно зависит от появления инициативных, предприимчивых людей, способных брать на себя ответственность за свое маленькое дело, из которого просматривается нечто большое и важное. Об этом и о многом другом рассуждал один из самых интересных собеседников РИА PrimaMedia Live.
Отсюда начинается Россия
- Как вы считаете, Владивосток как один из центров России, на который возлагаются большие надежды, сможет ли он стать форпостом на Тихом океане и воротами России в страны АТР?
- При создании Владивостока уже в самом его названии были заложены большие амбиции и ожидания России. Он по своему предназначению, по потенциалу является одним из центров, которые задают пространство, называемое Россией.
И Владивосток возник на карте мира именно благодаря способности воображать и созидать конкретных людей, наших предков, которые в середине XIX века сюда пришли и основали Тихоокеанскую Россию.
В этом состоит потенциал, если понимать, что прошлое всегда есть, а вопрос только в том, способны ли мы быть приемниками энергии наших великих предков, или мы, так сказать, по советскому миропониманию, считаем, что прошлое в очередной раз нужно зачеркнуть и двигаться дальше.
- А вы наше прошлое разделяете на досоветское и советское? Оно разное?
- Оно разное, но это не значит, что мы должны что-то из него исключать. Хотя Советский Союз, на мой взгляд, был страной грандиозного отречения. Заложенной в нем идеологией предполагалось, что все ныне живущие должны прорваться в будущее, отринув все, к чему они принадлежат…
- Но на какое-то время это ему удалось?
- Конечно, но только на определенное время, потому что для людей важна преемственность культурным и иным традициям своего народа и ощущение своей причастности ко многим поколениям, жившим задолго до них. И мы, ныне живущие, являемся наследниками и советского, и досоветского прошлого, как хорошего, так и плохого. Поскольку из истории ничего нельзя исключать, как бы нам этого не хотелось. В наследии нет мусора, а есть опыт, который мы воспринимаем.
И отвечая на вопрос, есть ли будущее у нашего города, можно отметить, что оно во многом зависит от того, как мы воспринимаем наследие основателей Владивостока.
Сейчас, оценивая жизнь в городе, можно сказать, с одной стороны, что, мол, властями не созданы условия для его развития, здесь все плохо, и нужно побыстрее отсюда "сваливать", а, с другой, - что хотя до сих пор все было плохо, но еще возможно все улучшить, и существует простор для моих проектов, моей самореализации в данном аспекте.
Я обращаю ваше внимание, что на одно и то же положение вещей можно совершенно по-разному реагировать, исходя из амбиций конкретных людей. И, конечно же, Владивостоку сейчас нужны инициативные, предприимчивые люди, которые могут брать на себя ответственность за свое маленькое дело, из которого просматривается нечто большое и важное. В настоящее время очень часто обсуждаются перспективы регионов в связи с наличием или отсутствием экономических и политических реалий,
но и политика, и экономика – это часть культуры.
Культуры, в первую очередь, понимаемой, как мое отношение к жизни и к себе. И от того, является ли это для ныне живущего населения жизнеутверждающим положением, зависит напрямую будущее Владивостока.
- Однако есть много молодых людей, которые гордятся тем, что они родились и выросли во Владивостоке, и им нравится то, что здесь происходит, но, тем не менее, они отсюда уезжают…
- Потому что не хотят принимать ту или иную долю ответственности за свое дело в родном городе. И многое сейчас зависит не от тех, кто радуется, что где-то в мире стало лучше, а от тех, кто берет на себя ответственность за то, что делается сейчас и здесь. Но мне пока не ясно, есть ли такой пассионарный слой населения во Владивостоке или его здесь нет. Если же рассматривать регион как антропоструктуру (как особые отношения человека с территорией), то есть две крайности, в которых могут оказаться эти отношения.
Или земля уходит из-под ног, или она дает силу. И это связано ровно с тем, как строятся отношения человека на уровне исторической памяти.
Амбиции особого региона страны
- Вы говорили, что очень важно ничего не забывать из своей истории. А как быть владивостокцам, если в их число на сегодняшний день входят свыше 80 тысяч человек, прибывших сюда даже не из ближнего зарубежья, а из дальнего, у которых нашего общего прошлого вообще нет?
- Во-первых, пугаться этого и говорить об опасности бессмысленно. Я думаю, что жизнеспособность русскоязычной общины здесь зависит от того, насколько она взрослая, самостоятельная, способная к делам и т.д. Нужно самим что-то делать, а не пытаться ограничить в чем-то тех, кто сюда приезжает, как бы они себя не вели. Главное, насколько мы сами жизнеспособны…
- А вот насколько, по-вашему, мы жизнеспособны?
- Я затрудняюсь пока это сказать. Конечно же, есть определенные, конкретные люди, с которыми я общаюсь, дела которых мне интересны и с которыми я стараюсь делать то, что мы вместе и делаем. Но на что это больше похоже: на ту классическую лягушку, которая пытается сметану сбить, чтобы не утонуть в молоке, или же на что-то другое, я не могу еще сказать. Это отдельная большая тема, поэтому я сейчас попытаюсь ответить на ваш предыдущий вопрос. Итак, во-первых, условием жизнедеятельности местного населения является то, как оно себя ведет. Приведу такой пример: какой-то хулиган выстрелил мне в окно, пришел участковый и сделал все для того, чтобы виновного невозможно было найти. В то же время тот же участковый активно боролся против представителя азербайджанской диаспоры, который торговал фруктами возле моего дома. Так вот человек, который приехал сюда из далекого Азербайджана и честно торгует фруктами для того, чтобы кормить свою семью, мне намного ближе, чем милиционер, который во Владивостоке раньше появился, но занимается явно чем-то другим. И в этом случае нам с азербайджанцем легче понять друг друга, чем с представителем русскоязычного сообщества в лице данного участкового.
Во-вторых, мы живем в мире, где происходит много смешения и много нового. На уровне ли такой взвеси, где есть разное, или же идет уже какой-то другой этногенез, когда появляются новые народы, мы не знаем.
И понятно, что тот народ, который обладает внутренней силой и жизнеспособностью, будет ее проявлять.
Для того чтобы оградить себя от этого, можно либо запираться и никого к себе не пускать (но, закрыв все двери, жить лучше ты вряд ли станешь), или же открываться, проявляя при этом свой талант, свою жизнеспособность для управления территорией. Первая часть ответа про ответственность ныне живущих, а вторая – про необходимость понимания масштаба тех перемен, что происходят в мире нынешнего, 21-го века, а не какого-то иного.
Что касается третьей части ответа, то мне кажется, что если наше государство и население одновременно смогут иметь амбиции тихоокеанской России – особого региона страны, то к реализации данного проекта, по-моему, нужно очень многих приглашать и вовлекать.
Если же у нас этих амбиций нет, то, конечно же, мы будем участвовать в проектах, которые ведут другие. И тогда важным окажется уже не только то, что сюда приезжают люди из Средней Азии, но и то, что есть другие игроки, видящие перспективы региона по-другому.
Кстати, Владивосток и наши дальневосточные территории уже давно нашли свое специфическое место на карте мира. Они представляют собой маневровую станцию, т.е. запасной регион, который никому не нужен в плане его продвижения и развития на международном уровне, а нужен только на запас, на всякий случай. Поэтому от того, какой регион мы создаем, зависит то, куда мы пригласили на самом деле жителей Средней Азии, куда мы пытаемся их вписать. А если мы этого не знаем, то они будет нас вписывать…
- В свою новую историю…
- Вот именно. И это не является ни предательством, ни давлением. Это просто реальность.
Пришло время делать дело
- Являетесь ли вы патриотом города Владивостока, и что в вашем понимании означает слово "патриотизм"? И еще: когда в России начинают говорить о патриотизме, значит, где-то что-то украли. Как вы к этому относитесь?
- Я думаю, что есть некоторые слова, которые не очень прилично звучат в первом лице. Слово "патриот" (равно как и "писатель", и "философ") относится как раз к таковым. Если человек прожил жизнь, и потом его потомки или коллеги говорят о нем: "Он был патриотом", то это звучит достойно и понятно почему. Если человек говорит: "Я – патриот", то для меня это является настораживающим заявлением. Потому что "патриот" - это не просто термин, а заявление о том, что я что-то понимаю в том, что моей Родине надо. Поэтому резонно такого человека спросить: "А почему ты так решил?". До сих пор продолжаются бесконечные дискуссии, кто был большим патриотом: Чаадаев, который жестко высказывался о России, либо те люди, которые настаивали на том, что именно они – патриоты, либо Константин Леонтьев со своими радикальными и консервативными суждениями о нашей стране, либо Пушкин, который из себя создавал Россию. Но ко всем, кто заявляет, что он патриот и что он много уже сделал для своей страны, территории, города, я очень настороженно присматриваюсь…
- Так какое будущее ждет Россию?
- Название моей книги, "Страна на вырост", действительно, с этим сопряжено.
Нашу страну можно уподобить огромному дворцу, в котором огромные высокие залы, и мы постоянно по нему перемещаемся.
И у каждого из нас, на мой взгляд, существует два варианта будущего: либо попытаться сбежать из этого дворца, который даже пугает своими размерами, либо пытаться аккуратно его осваивать. И тут возникает одно важное "но": осваивать такое огромное пространство можно только в ощущении причастности себя к родовой жизни (а эта задача для многих поколений). С ощущением же того, что жизнь моя сугубо индивидуальна, находиться в таком дворце поистине невыносимо. И перспективы развития страны, на мой взгляд, зависят от того, что можно назвать антропологией родства, с ощущением того, что жив род, и, соответственно, задачи могут ставиться в контексте большем. Тогда наступает некоторая соразмерность.
Если же отвечать вообще кратко, то можно сказать, что когда страна "на вырост", то можно либо расти и соответствовать ей, либо чувствовать, что ты слишком не соответствуешь ей по размеру (она – слишком большая, а я – чересчур маленький).
И к этому надо относиться не как к плохому или хорошему, а как к реальности.
- Происходящее в России казнокрадство, мнимая демократия и прочее определено ее судьбой?
- История – это всегда свершения тех, кто ее свершает. Поэтому действительно в истории России есть очень многое, что заставляет людей, принимающих решения, живущих самостоятельной жизнью, относиться с подозрением и к слову "демократия", и к решениям властей. Но это не отменяет необходимость их взаимоотношения с государством, в котором они живут. Просто за определенный исторический период (и советское время здесь сыграло свою роль) мы привыкли к тому, что есть "туфта". Она все пронизывает, все существует как бы. И "боевое искусство" выдавать "туфту" мы в полной мере унаследовали, когда вылезли из-под обломков СССР и стали что-то делать. Вместо того чтобы честно развивать тот или иной бизнес, бизнесмены вынуждены выстраивать контакты с "нужными" чиновниками. Именно благодаря этим контактам бизнес большинства предпринимателей и процветает. Да и политическая партия строится не как политическая партия, а как некая структура, что не даст стране рассыпаться, потому что все так называемые "демократии" ничего хорошего пока стране не приносят.
Многообразие "туфты" просто колоссальное, а делать ли дело или продолжать "туфту", каждый решает сам.
Мне кажется, нужно сосредотачиваться на реальных делах, а для искоренения коррупции обратиться к опыту Сингапура. В частности, к позиции руководства этой азиатской страны – относиться к своим близким с предельной требовательностью. Нечто такое сейчас требуется провести и в России, в первую очередь, на уровне руководства нашей страны. Чтобы у граждан больше не было сомнений в том, что президент, глава правительства и другие лидеры говорят им правду…
Справка: Девятинин Павел Георгиевич. Руководитель Центра коммуникаций департамента инновационной деятельности ДВФУ. Философ, писатель, окончил юридический и исторический факультеты Дальневосточного государственного университета. Исследователь по теме "Регион как антропоструктура". В 2012 году Санкт-Петербургское издательство Terra Fantastica опубликовало книгу Павла Девятинина " “Страна на вырост”. Заочный диалог Н.Ф. Федорова и М.К. Мамардашвили об отечественной антропологической ситуации".
