Экс-председатель Законодательного собрания Приморского края, один из политических долгожителей региона Виктор Горчаков в большом интервью ИА PrimaMedia рассказал о том, где и как встретил августовский путч 1991 года. Региональные политические интриги тогда тесно сплелись с общегосударственными.
"В конце 1990-го и начале 1991 годов стало ясно, что партия разваливается. В приморском крайкоме КПСС был блок традиционных коммунистов, и тех, кто воспринял новые изменения и новый взгляд на жизнь в нашем государстве. Я был среди вторых… Была дана команда очистить партию от тех, кто казался "идеологически слаб". За моей спиной было принято решение провести пленум крайкома партии и исключить меня, снять с должности, наказать примерно, как с этими отступниками и отщепенцами, оппортунистами поступают", — вспоминает Виктор Горчаков.
По словам политика, пленум было решено провести в его отсутствие. Как раз подвернулся удобный случай.
"К нам приехала делегация трудовой партии КНДР — от ближайшей провинции — с дружественным визитом и заодно достать корни дикого женьшеня для товарища Ким Чен Ира, который чем-то болел, — продолжает Виктор Горчаков. — Поехали с ними по краю, в Лесозаводск, в Шмаковку на курорт и другие разные места. Причем, они не говорили, зачем приехали. Это было время, когда многие были неискренними. Как учил нас Ленин "Информация — залог успеха", и я отслеживал ситуацию, был настороже по поводу подготовки пленума крайкома.
Мы приехали во Владивосток в воскресенье, 18 августа 1991 года, повезли их на остров Русский, в бухту Новик, ловить трепангов, гребешков и т.д. Наловились, напоили их там. В понедельник утром, 19 августа, едем в Хасан — я их должен был отдать через границу. И на пароме я вижу, что они начали между собой шептаться. Ведут себя нестандартно. Я спросил переводчика, в чем дело — "Это наши внутренние корейские дела".
Приезжаем в Славянку, повели их в ресторан, накормили обедом. Все напряженные, озираются по сторонам, никто ничего не говорит. Напомню, что сообщения о путче начались в 20 часов по Москве, это час по нашему времени. А мы прибыли где-то в 11. До этого официальной информации не было, только неофициальная. Мы ничего не знали. А корейцы знали — у них уже были сотовые телефоны — что в Советском Союзе что-то происходит. Начался путч, ГКЧП.
Уже когда сели в машину ехать из Славянки в Хасан, на границу, я отвел старшего в сторону: "Либо вы говорите, что происходит, либо я буду вынужден обратиться к спецслужбам". "Ты извини, у вас в Москве что-то происходит, мы не хотим вмешиваться, это не наше дело". Звоню в крайком партии, там говорят "Ничего у нас не происходит. Не занимайтесь ерундой, вези гостей домой".
Везу. Уже час дня. Москва заговорила. Приехали на заставу. Командир заставы говорит "Виктор Васильевич, граница закрыта. Приказ — никого не выпускать. Сочувствую, но ничем помочь не могу". Пулеметы, каски, лица у всех суровые. А корейцы пришли к нам без паспортов, товарищи по партии. Их просто надо было провести через мост туда.
Паспортов нет, граница закрыта, и вообще непонятно, кто они такие. Я уже не о себе думал, а об этих шестерых. Судьбы человеческие. А с той стороны корейцы руками машут, кричат. Телефонов у нас нет. Говорю начальнику заставы "Что делать?". "Ничем помочь не могу. Не могу преступить через приказ". "Кто знает приказ?". "Я знаю". "А заместитель твой знает?". "Если честно, он знает, но формально не знает". "Давай так. Ты ведь можешь уйти на обед?" "Да". "Твой зам не знает. И он нас выпускает". Он почесал затылок. "Раньше меня бы одного посадили, а теперь нас обоих посадят". О чем-то они переговорили между собой, он ушел. Ребята вылезли из окопов. Мы бегом по мосту, подбегаем к середине. Навстречу корейцы. Я кричу "Что происходит?". "У вас в Москве что-то. Отдавайте скорее наших ребят".
Отдали. Прибежали назад. Пулеметчики снова сидят в гнездах. Возвращается командир заставы. Говорит "Пошли выпьем. Что будет, то будет". Пошли, выпили, посидели. Нас было я, водитель и еще один из международного отдела мужик. Он говорит "Давай на пароме не поедем, а поедем на машине. Будем смотреть, что происходит". Ехали всю ночь, не спешили, слушали приемник. К утру приехали во Владивосток. Такая история.
Что же касается исключения из крайкома, то вопрос отпал "сам собой".
"Я знал до отъезда, что оно готовилось. А когда вернулся, спрашиваю "Ну что, пленум будем проводить?". Пока там слово за слово, 21-е число, сессия Верховного совета, КПСС была закрыта как партия, — отмечает Виктор Горчаков. — Помню, секретари собрались на последний обед уже в другом здании, потому что нам сказали, что вечером нас уже на работу не пустят. Так оно и было. Что бы ни было прежде, все мы оказались в одном положении. Нас выгнали с работы. Все, что там хранилось, забрали. Правда, забрали у нас только спортивную форму, потому что мы заранее понимали, что все движется куда-то не туда, и никаких документов на работе не хранили.
Так я закончил свою партийную карьеру. Тогда не было известно, чем все это могло бы закончиться. Были близки к гражданской войне. Хорошо, что ГКЧП быстро погасили.
Напомним, что Виктор Горчаков дал большое интервью ИА PrimaMedia, в котором рассказал, как из забвения после "расстрельных" 30-х было восстановлено доброе имя ДВГУ, об августовском путче, который встретил на границе с Северной Кореей, о причинах развала СССР, играх политиков за спиной, об отношениях с губернаторами Приморского края, неудачных переговорах о Хаяттах, депутатских ошибках и грехах.
